В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками:
«Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть,
при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста
пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт.
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда
боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает, и беглые, и солдаты,
и торговцы из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя
голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака»
показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете
народа достойнее и благороднее казаха!». Радовали и веселили меня эти
разговоры.
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками:
«Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть,
при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста
пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт.
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда
боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает, и беглые, и солдаты,
и торговцы из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя
голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака»
показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете
народа достойнее и благороднее казаха!». Радовали и веселили меня эти
разговоры.